Что чувствует тонущий человек?
Катастрофически часто люди в воде гибнут потому, что окружающие не понимают — человек тонет. Мы приводим рассказ от первого лица — пост молодого парня, тонувшего в бассейне. Он показывает, КАК ВАЖНО БЫТЬ ВНИМАТЕЛЬНЫМ К ТЕМ, КТО ОКАЗАЛСЯ НА ВОДЕ РЯДОМ С ВАМИ.
«История моего утопления»
1 мая 2017 года в спортивном комплексе World Gym со мной приключился очень интересный случай.
Вкратце: я утонул в бассейне, когда плавал под водой. И если бы не расторопность небезразличных к чужой беде людей, то я бы просто пополнил статистику несчастных случаев своего небольшого городка. Несмотря на то, что это было уже более 3 лет назад, я очень детально запомнил все предшествующие этому обстоятельства, а также сопутствующие происходящему чувства, эмоции, метаморфозы, возникавшие во мне, предпринимаемые действия и дальнейшие последствия.
Пору, предшествующую этому происшествию, можно описать следующим образом: на тот момент я полгода как вернулся со службы в армии, довольно активно занимался боксом (4 раза в неделю), в конце почти каждой недели я куролесил со своими друзьями словно в последний раз, систематически не высыпался. В итоге за всё это время я накопил отменную усталость… и опыт потрясающего везения, ибо вспоминая эту пору, я удивляюсь, как еще раньше не стал действующим лицом какого-нибудь несчастного случая.
Меня никогда не привлекали тренажерные залы и специально бы я туда не пошёл. Интересно, как я тогда умудрился попасть в World Gym… Это была действительно удивительная для меня череда курьёзных единичных «случайностей» протяжённостью в 3 месяца, которая в конечном итоге по выигранному в батутном центре подарочному сертификату на разовое посещение привела меня в плавательный зал в World Gym. Бассейн — единственное место в комплексе, которое могло меня заинтересовать, куда я успел в ПОСЛЕДНИЙ день действия сертификата.
Не могу сказать, что в тот день людей в зале было очень много. В детском лягушатнике плескались малыши, в бассейне на крайней дорожке дети занимались с инструктором (через несколько дней я узнаю, что его зовут Блохин Максим), на остальной части было по 2-3 взрослых на одну дорожку. Одна из них была заманчиво свободна, и я выбрал именно ее.
Мне всегда нравилось плавать. И без каких-либо проблем я, не спеша, проплыл брасом и кролем 2 километра. Оказавшись в воде после долгого перерыва, я не мог не вспомнить про еще один свой интерес: подводное плавание с задержкой дыхания. Да еще и 50-метровые дорожки подстёгивали это желание. Но я не делал этого уже полтора года, и чувство «воздушного голодания» (от которого очень хочется снова вдохнуть) притупилось. Отдохнув и сделав пару дыхательных упражнений, я без лишних усилий (как мне показалось) сдюжил всю дистанцию от края до края бассейна.
После, преодолев еще 500м брасом, я решил повторить заплыв под водой. На мою дорожку прямо перед этой попыткой перешли 2 девушки, и я посчитал, что они создадут мне некоторые неудобства (хотя вроде именно они первыми позже заметят меня). Тем не менее, я нырнул и поплыл. Делая гребки руками, ногами и телом, я поглядывал на плитку на дне и вперед на силуэты плавчих. Я не испытывал никаких неудобств или нехватку воздуха. Я просто продолжал сидеть за рулём и вести автомобиль в город Муром, но почему-то начало не хватать воздуха. За рулём такого обычно не происходит… Да и на скамье для жима от груди, на которой я теперь находился, с лёгким весом такое тоже не встретишь…. Хм…
Не находите, что это уже какой-то бред?) Если судить по рассказу, то кажется, что происходит что-то странное, и я втираю какую-то дичь… Но когда в этом участвуешь, ничего странного не замечаешь, примерно как во сне. Вот и я ничего тогда не замечал. Сквозь эти причудливые картинки, которые казались похожими на сон с галлюцинациями, я услышал гнусавый бубнёж. Это были голоса двух мужчин, достававших меня из воды.
Когда они достали меня, им не пришлось меня откачивать, потому что я пришел в сознание (которое к слову потерял под водой во время заплыва). Я даже пытался встать хотя бы на четвереньки, но конечности меня абсолютно не слушались. Скукоженные, словно от судорог, руки и ноги дёргались, и я не мог на них опереться. Это было похоже на паука в роликовых коньках. При очередной попытке я уже почти прилетел лицом в кафельный пол, но ребята, доставшие меня из воды, успели меня поймать и усадить.
Я сильно кашлял и давился попавшей в лёгкие водой, которая почему-то была с кровью. Этот кашель, сопровождаемый сильным хрипом в груди, был очень похож на приступы во время бронхита с обильным отделением мокроты. Так как голова уже начинала соображать, я решил, что легче жидкости из лёгких будет выходить, если я лягу на бок и даже немного свешу голову вниз. Да и сидеть мне было тяжеловато.
Ко мне быстро пришла медицинский работник комплекса, положила холод мне на грудь, вызвала скорую.
Пока мы ждали приезда фельдшера, мне стало получше, я мог встать, ходить, но всё еще хрипел. К моменту приезда машины скорой помощи, я ощущал себя еще лучше. Смущали только непрекращающийся хрип в лёгких и лужа наплёванной мной кровавой пены размером около метра в диаметре. Я смог сам подняться в раздевалку (это было несложно, но к концу второго лестничного пролёта у меня немного закружилась голова), переодеться, собрать вещи, сдать инвентарь комплекса. Казалось, что нет серьёзных причин в необходимости врача. Моё лживое ощущение улучшение самочувствия чуть не убедило меня в обманчивой мысли: «Я легко отделался. Всё плохое уже позади», — чем могло бы сыграть со мной очень злую шутку. Тем не менее, моя старая привычка «прислушиваться к своему телу и самочувствию» (да-да, даже несмотря на такой самоубийственно-разгульный образ жизни в последние полгода) взяла верх и пробудила здравый смысл к решению: поехать в больницу и убедиться в отсутствии последствий.
По пути в реанимацию, продолжая хрипеть и плеваться кровью, я на полном серьёзе спрашивал фельдшера: «Я могу завтра пойти на тренировку?» На что она вежливо отвечала мне: «Лучше подождать: что скажет врач, но я думаю, что вряд ли…» Мы ехали без мигалок, спокойно. Всю дорогу я был в сознании, в нейтрально-положительном настроении без какого-либо чувства тревоги или страха. Фельдшер пульсоксиметром несколько раз измеряла мне сатурацию крови (80% в начале, 74% к концу пути). У здорового человека показатель 90-100%.
Мы приехали в реанимацию городской больницы №5. Врач, принимавшая меня, поддержала традицию абсолютно всех попавшихся мне в тот день медиков, задав вопрос: «Зачем ты утонул?» И это мне казалось жутко глупым (но сейчас, увлекаясь психологией поглубже, я понимаю, что это иногда могут быть и нарочитые действия). После описания всех деталей происшествия из моих уст, врач направила меня на рентген, предоставив мне сопровождающего и каталку. Мне показалось это лишним, но они убедили меня, что это необходимо.
Вероятно, вы помните, как делают рентген грудного отдела? Вы становитесь напротив размеченной плоскости, к которой прижимаетесь плечами, грудью и локтями. И в ключевой момент оператор произносит фразы «не дышите», «дышите» с паузой в 5-10 секунд. Не думал, что в этот раз эти секунды будут тянуться для меня мучительной вечностью, после которой я чуть не рухнул на пол и был очень рад, что послушался медиков и воспользовался каталкой.
Взглянув на снимок, врач сказала, что дела обстоят очень плохо, и что мне придётся остаться сегодня в реанимации. В голове очень отчётливо прозвучала мысль: «Хорошо, что я поехал в больницу, а не уехал домой на пацанском терпении, убеждая окружающих ‘да всё нормально. До свадьбы заживёт’ ».
Так как несколькими годами ранее я уже попадал в ситуацию, угрожающую жизни (тогда я прибыл в отделение травматологии красного креста не своими ногами), я решил позвонить родителям и поставить их в известность, ибо я точно знал: «Лучше я сам спокойно опишу им всю ситуацию, чем они хватятся из-за моего отсутствия, растеряют все свои нервы и в итоге сами непонятно когда найдут меня в реанимации, где врачи, вероятно, будут держать их в неведении о произошедшем со мной».
Медработники советовали мне не говорить, что я нахожусь именно в реанимации, чтобы не беспокоить родителей. Но что мне ответить им, когда происходит следующий диалог:
⁃ Мама, пожалуйста, слушай меня очень внимательно. Со мной всё в порядке, я цел. Но со мной случилась беда. Я нахожусь в городской больнице №5 и сегодня буду ночевать здесь. Я утонул, когда плавал в бассейне.
⁃ В каком отделении ты находишься?
…. И что: мне ей начать выдумывать какое-то сказочное больничное отделение, в котором лежат «хорошие сыновья матерей» и с которыми никогда ничего не происходит?) Да и почему же не стоит говорить адекватным ближайшим родственникам: в каком именно я нахожусь отделении?? Что за глупость — эта таинственность, ради спокойствия?! Тревога от незнания может сожрать человека сильнее, чем тяжкая новость. Но в последнем случае мы хотя бы знаем, с чем бороться.
Итак, на каталке меня отвезли в палату реанимации. Перед входом попросили снять с себя все вещи. Вообще все. Меня это удивило, раньше я не знал, что там так положено. Я полностью разделся, аккуратно упаковал все свои вещи в рюкзак, чтобы ничего не растерять (а при надобности легко найти) и надел больничный халат для пациентов.
Устроившись на кушетке, мне было весьма удобно и тепло; поставили какую-то капельницу, предложили тёплое одеяло. Поначалу мне казалось, что необходимости в одеяле даже не будет. Но довольно быстро мне стало холодно. Постоянно хотелось в туалет, и в течение 10 минут медсестры вынесли после меня 2 полные литровые утки. Я продолжал хрипеть и кашлять кровавой пеной, которая не кончалась. Внутри я не ощущал никаких волнений, продолжал быть спокойным. В тот момент главное, что меня заботило: куда девать эту бесконечную пену. Для нее мне дали отдельное судно. Где-то через 5 минут при очередном приступе кашля из него красным цветом всё феерично разлетелось по палате, как праздничная хлопушка.
Я заметил, что объём моего вдоха становится меньше, дышать приходится чаще, а пены всё больше и больше. Это нагнетало напряжение в организм и становилось немного тревожно, но я очень старался продолжать дышать настолько спокойно, насколько это возможно.
Ко мне пришла молодой врач. У нее были тёмные волосы, чёрная водолазка под белым халатом, решительное выражение лица. Я описал ей складывающуюся ситуацию. Она продолжала смотреть на меня, не меняя мимики, сложив руки на груди.
⁃ Что будем делать дальше? — спросил я.
⁃ У тебя начинается отёк лёгких. Через 15-20 минут ты не сможешь дышать самостоятельно.
Я продолжал смотреть на неё и думал: «Она спокойна и серьёзна либо от того, что ничего уже нельзя сделать, либо от того, что это типичная ситуация и дальнейшие действия понятны». Слово ‘самостоятельно’ подразумевало, что вероятно можно дышать и как-то по-другому, поэтому склоняло больше ко второму варианту. Тогда я еще не знал, что такое ИВЛ.
⁃ Мы подключим тебя к аппарату ИВЛ (искусственной вентиляции лёгких). Но для этого мы введём тебя в искусственную кому. — продолжила она.
⁃ Что конкретно мне нужно для этого делать?
⁃ Ничего. Спокойно лежать. Мы сделаем тебе укол, и ты уснёшь.
⁃ Без проблем. Думаю, я справлюсь) — пошутил я. Тем более, что ощущение «понимания ситуации» не оставило места тревоге.
Они сделали мне укол, и я (как мне показалось) практически мгновенно исчез. Не заснул, а исчез. Я не видел никаких снов, никаких видений про знакомство с апостолом Петром. Это не было даже похоже на сон. Я исчез так, будто меня не было совсем. И тут же очнулся. Но было уже 3 мая (прошло двое суток). Весь этот день я был словно жутко пьян. Поэтому происходящее в это время я знаю только со слов медперсонала.
Что-то соображать я начал только 4 мая, но никуда не выходил в виду отвратительной координации. Врач пульмонологического отделения, в которое меня перевезли после реанимации, попросил кого-нибудь из моих родителей остаться и приглядеть за мной. Я помню как сильно они переживали, но я даже и представить не могу: чего они чувствовали в ожидании неизвестности, пока я был в коме. Со мной в палате остался отец.
Еще несколько дней я кашлял бурыми остатками крови из своих лёгких, но больше в груди ничего не хрипело. В последующие дни, когда я начал выходить из своей палаты, медсёстры постоянно мне улыбались и, когда я поинтересовался «почему», они ответили: «Придя в себя, ты немного буянил, пел песни, порывался самостоятельно надеть свою одежду, уехать на каталке, чем отменно нас повеселил».
Я довольно быстро поправился. Лечащий врач пояснил, что мне очень повезло потому, что:
⁃ вода в бассейне оказалась не хлорированной (и уж тем более не речной), а ионизированной, поэтому получилось избежать еще более опасных осложнений, связанных с пневмонией.
⁃ недолго времени был без достаточного доступа кислорода, поэтому не успели начаться необратимые последствия, связанные с отмиранием клеток мозга.
12 мая меня уже выписали, и я чувствовал себя так, словно вообще ничего и не происходило. Кроме одной мелочи: участок кожного покрова волосистой части головы ничего не чувствовал. МРТ показал, что с мозгом всё в полном порядке. А чувствительность полностью вернулась через 4 месяца. Дальше я занимался диагностированием потенциальных причин, связанных с кратковременной потерей сознания под водой. Но не думаю, что стоит вдаваться в эти подробности.
Благодаря своевременным действиям людей, оказавших мне первую помощь, медиков, занимавшихся моим спасением и лечением, сейчас в самочувствии нет ничего, что могло бы отзываться внутри в виде проблем со здоровьем от этого происшествия.. Но остался опыт и выводы из произошедшего. И вот на этом я остановлюсь подробнее в следующий раз.
Берегите себя и окружающих!
(с) Ivan Banan
#уводыбезбеды
Проект «У воды без беды» реализуется при поддержке администрации Владимирской области.
